Второе место ( в категории «подборки»)
Александр Ланин
Алан
«Небо просыпалось птичьим сухим помётом.
Вкус этой манны невесел и незнаком.
Просто, чтоб реки текли молоком и мёдом,
Нужно наполнить их мёдом и молоком.
Просто никто до сих пор не придумал способ
Слабость людскую от силы людской отсечь.
Бился о камень простой деревянный посох,
Щепки летели, вода не спешила течь.
Это творец выжигает чужой мицелий.
Копоть на кисти и кровь на его резце.
Цель разрастается и, приближаясь к цели,
Мало кто может остаться размером с цель.
Трещины в камне однажды сойдут за карты,
Трещины в судьбах однажды сойдут на нет,
А всё равно не тебе отменять закаты,
Взламывать море, приказывать пасть стене.
Это - другим. Это внукам на фоне полдня -
Строить, и сеять, и верить, и коз пасти,
Имя твоё на твоём языке не помня,
А на своём не умея произнести.» Менгеле
«Божьи мельницы мелют ужасно медленно,
Потому и не смелется ни черта.
По Сан-Пауло шествует доктор Менгеле,
Перед ним - два железных его креста.
И усы на пробор, и шаги не грузные,
И улыбка, как пробный косой надрез.
И ему заменяют кресты нагрудные
Не по тяжести лёгкий наспинный крест.
Пощёчины ветра срываются с кожи гладкой,
Крики людей и чаек сливаются в общий шум.
Он протягивает бразильскому мальчику шоколадку,
Как в Освенциме заживо препарированному малышу.
В календаре обычные бытовые хлопоты:
Зайти к парикмахеру, присмотреть подарок жене.
А на ком ещё ему было ставить опыты,
Если не на цыганах и жидовне?
Медузы на пляже, как трупы в газовой камере,
А он бы слетал в Мюнхен или Берлин.
С лекцией о том, что глаза останутся карими,
Сколько ни впрыскивай в них подотчётный адреналин.
В мире давно битлы, над миром давно Гагарин,
Время - не вершит ни арест, ни суд.
Бразильское небо мечтает стать из синего карим,
Не в силах поторопить инсульт.
Нам щадящими дозами смерть отмерена,
Нам кино про войну - как души массаж.
Всех хороших спасёт капитан Америка,
Всех уродов однажды найдёт Моссад.
Фотографии жертв и казённой мебели -
Мы успели в музей превратить тюрьму.
На экскурсию вряд ли приедет Менгеле -
Он и так это видел. Зачем ему.
Только правда не в том, чтобы всем и поровну,
А в инъекции, пуле или петле.
Если боль превращается в китч и порево,
Значит, что-то не так на моей земле.
И пока мертвецы - пятаки разменные,
И пока на добро не хватает зла,
По Сан-Пауло шествует доктор Менгеле
И за ним два чернильных его крыла»
Ярбух фюр психоаналитик унд психопатологик
«Герр Пельцль учился в Сорбонне, любил ходить босиком.
Среди всех немецких философов он держался особняком,
Терпеть не мог Шопенгауэра, Канта и Дерриду,
Хотя Деррида был позже, я кого-то другого имел в виду.
Герр Пельцль хлопал одной рукой по трещине на столе,
При каждом слове Адорно хватался за пистолет,
Считал себя наивысшей расой из всех наивысших рас,
Стрелял в рейхсфюрера, жёг Рейхстаг, в парламент прошёл на раз.
Его слово было твёрже асфальта, точнее календаря,
Ему прощали аресты, тюрьмы, расстрелы и лагеря.
Когда он гарцевал на белом коне, прокладывая тропу,
Никого не трогало, что тропа проходит через толпу.
Ему доверяли даже те, кто намного умней меня,
Ему доверяли даже те, что кормили его коня,
Ему доверяли даже те, что водили его рукой,
Потому что, когда философ у власти, в страну приходит покой.
Ницше придумал, что "Gott ist tot". Хотя тот был всего лишь "krank".
И не было Тани Савичевой. И не было Анны Франк.
Война началась с пустяка, с инцидента, не стоящего обид,
Ни один солдат из первых трёх сотен не понял, за что убит.
В стогах ночевали танки, ухал ночной миномёт,
Тяжёлые бомбардировщики сыпали свой помёт,
Дезертиры свисали с веток, подтверждая правило ноль:
Любая власть питается страхом, отрыгивает войной.
Герр Пельцль созванивался с коллегами из Оксфордов и Сорбонн,
Играл на сводках в крестики-нолики, чаще с самим собой,
Кричал, что не отдаст паникёрам ни пяди родной земли.
Когда бомбили Сорбонну, ему просто не донесли...
В стране давно перемены, никто не лает на площадях.
Интервью у Пельцля берут по факсу, старость его щадя.
Спорные территории вернулись, куда смогли,
Трупы не отдали ни пяди личной своей земли.
Четвёртое поколение - по колено в былой войне.
Мы опять считаем кресты по осени, холмики по весне.
Я читал Эйнштейна и Витгенштейна, я думал, что я пойму,
Но мир - отражение языка, показанного ему.»
Отзыв эксперта (Владимир Штокман) :
«Подборка оказалась абсолютным фаворитом. Все его три текста складываются в целостный мини-цикл. Стихотворение «Небо просыпалось птичьим сухим помётом...», с четкой артикуляцией, с ясными афористическими образами, при кажущейся прозрачной простоте, на самом деле говорит об очень сложных и важных вещах, это и ответственность человечества за собственную историю, и ответственность творца за цели, оправдывающие (?) средства, и о конце времён, и о ничтожности отдельного человека… Текст многоплановый и глубокий, не поддающийся одномерной интерпретации.
Стихотворение «Менгеле» напоминает историю изобретателя концлагерных «душегубок» Карла Рауфа из книги Евгения Евтушенко «Под кожей статуи свободы»...
Но сходство здесь только сюжетное. У Евтушенко в рассказанной с горькой иронией истории нацистского изверга звучат идеологические штампы времен застойного социализма — как военный преступник переносит свою личную ответственность за злодеяния на власть («его заставили»), так поэт обвиняет буржуазную власть, которая, подчиняясь лишь логике наживы («прошлое как деньги: оно не пахнет»), оправдывает палачей, а заканчивает он свой рассказ риторическим вопросом-ответом: «А куда деваются столькие убийцы? // А они деваются в добрые дедушки...». В то время как автор стихотворения «Менгеле» размышляет об общечеловеческой ответственности за нелюдские преступления («Мы успели в музей превратить тюрьму», «Если боль превращается в китч и порево, // Значит, что-то не так на моей земле», «И пока мертвецы – пятаки разменные, // И пока на добро не хватает зла, // По Сан-Пауло шествует доктор Менгеле»). Возможно, кто-то обвинил бы второй текст во вторичности по отношению к первому, а оба текста - в излишней пафосности, в плакатном морализаторстве, в устарелости (дескать, сколько ж можно про зверства нацизма! Та война уж 70 лет как кончилась...), но существуют темы, которые не имеют «срока давности», тем более, что история с упорством маньяка норовит повторяться, показывая, что все прежние предупреждения и опыт никого ничему не учат. А значит и прописные истины порой повторить не грех.
Об этом же и третье стихотворение подборки с нарочито ироничным названием «Ярбух фюр психоаналитик унд психопатологик», отсылающим к бессмертному «Золотому теленку» Ильфа и Петрова. За безумно альтернативной историей этакого просвещенного Адольфа Алоизовича под девичьей фамилией матери, за ерничанием и сарказмом скрывается нелицеприятная правда о человечестве от издевательского «когда философ у власти, в страну приходит покой» до горького «Четвёртое поколение – по колено в былой войне. // Мы опять считаем кресты по осени, холмики по весне». И совершенно великолепный финал: «Я читал Эйнштейна и Витгенштейна, я думал, что я пойму, // Но мир – отражение языка, показанного ему»».
-------------------------------------------------------------------------------------
Моё впечатление от прочитанного:
Стихотворение «Небо просыпалось птичьим сухим помётом»
Скажу, как перед Богом : за десять лет пребывания на сайте Стихи.ру я волей-неволей прочитал много рифмованной белиберды, но этот стишок ни в какие ворота не лезет! Это классический превосходный образец антипоэзии — именно такое «небо» переполненное «сухим птичьим помётом» — вызывает восторги у сотен тысяч людей со стишками и «рецками».
«Небо просыпалось птичьим сухим помётом.
Вкус этой манны невесел и незнаком.
Просто, чтоб реки текли молоком и мёдом,
Нужно наполнить их мёдом и молоком»
Невесёлый и незнакомый вкус «манны помёта», как «содержание» первой строфы, приправлен почему-то нужными автору реками, но не теми реками что с обыкновенной чистой, солнечною водою, а «реками непоэзии», использующимися для лечения воспалённого горла (мозга?) - текущими «молоком и мёдом». И вот, первая строфа стишка назидательно вещает о том, что нам всем «нужно» бегать с вёдрами молока и кадками мёда — наполнять ими реку под завязку!
Вторая строфа, набравшись храбрости стажёра -патологоанатома, разглагольствует о способе «отсечения слабости от силы». Раскольников с топором перед старухой-растовщичкой замер и задумался, прочитав эту строфу... А в сторонке шустрый такой, неугомонный, самостоятельный в действиях посох всё бился и бился о камень — да так, что «щепки с него летели», а вода всё «не спешила течь»...
«Просто никто до сих пор не придумал способ
Слабость людскую от силы людской отсечь.
Бился о камень простой деревянный посох,
Щепки летели, вода не спешила течь».
Третья строфа успешно продолжает маразм стишка : «творец» (видимо, третьей строфы) выжигает грибницу («чужой мицелий»), с копотью на кисти и кровью на резце, и там ещё «цель...к цели... размером с цель» :
«Это творец выжигает чужой мицелий.
Копоть на кисти и кровь на его резце.
Цель разрастается и, приближаясь к цели,
Мало кто может остаться размером с цель»
Завершающие четвёртая и пятая строфы — актуальный пример качественного косноязычия, образной и словарной худосочности всей современной непоэзии — все эти «трещины-карты», «трещины на нет», «отменённый закат», «взломанное море», «по приказу падающая стена» или «пасть стены»... всё это словесное барахло — ВНИМАНИЕ : ЗАНИМАЕТ почётное «ВТОРОЕ МЕСТО» - по итогам прожитого без поэзии всем составом БЛК 2017 года от Рождества Христова!
«Трещины в камне однажды сойдут за карты,
Трещины в судьбах однажды сойдут на нет,
А всё равно не тебе отменять закаты,
Взламывать море, приказывать пасть стене.
Это - другим. Это внукам на фоне полдня -
Строить, и сеять, и верить, и коз пасти,
Имя твоё на твоём языке не помня,
А на своём не умея произнести.»
«На твоём языке не помня... На своём не умея произнести» - так бы я назвал этот стишок. Чтобы не пытался выразить автор — язык выражения оказался такой кондовый, несуразный, колченогий, что невольно одолевает меня оторопь...
Напрасно всё было?! Вся наша русская поэзия - завалена творческим хламом потомков-победителей конкурсов БЛК... Напрасно «столько их упало в эту бездну...»?!
Я обращаюсь с требованьем - «меры» в разгуле непоэзии 2017 года!...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ