Цикл Наследник | поэт Вадим Шарыгин

Наследовать высоты и пропасти лучших образцов поэзии Серебряного века, продлевать поэзию Мандельштама - высшее счастье для меня и высочайшая ответственность. Минуя современников, достучаться до потомков, проиграв временным, победить время; заглянуть в бездну и остаться на земле... Всем уцелевшим гражданам поэзии эти стихи, надеюсь, будут лучом света в тёмном царстве господства массовых стишков и их производителей.

Цикл Наследник

1.

Стих костюмирован – навылет с кровью тканью ночи
И гулом сосен в волнах Балтики одарен!
Дымится, вровень с умерщвлённым Государем,
Стих, уместившийся в слезах и знать не хочет

Крик чайки, вшитый в фалды в Камергерском, зритель, ну же,
Раздвинув занавес стиха, – нутро заката
Всей русской жизни, в каждом сне и вздохе обнаружив,
Смотри, как на безжизненных – рукав закатан...

Чернеет прорубь сна! Фронт прорван, прорва поглотила:
Времён студёная протока потемнела.
И, отшатнувшись от народа, стих умело
Углём рисует ночь и луноликое светило –

Над одиночеством, над взвеянной к звездам строкою –
Едва рыдания сдержав виолончелей,
Стих воплощается в ожившем ветре и такою
Несметной далью предстаёт, под взмыв качелей

Всех детств, всех рук вцепившихся в лианы ливней мая,
Опять к земле, но снова взмыв и смех на взлёте!
Пусть миллионы вас, пусть мимо строк живёте –
Поэзии, поэт, слова из горла к солнцу изымая,

Стих костюмировал – весёлой тканью скомороха.
И гулом тайн тысячелетней Гизы славен
Кровоточащий смех, и в сне безлюдном свален
В бездонный омут впечатлений: блик, и блеска кроха,

И стог, и стяг, и допотопный взгляд, и снов овалы,
И сотый вариант строки из Мандельштама горла,
И тишина, которая под небом горкла...
Сон под ладонь, вдоль сеновала ночевала –

Строка глубокая, неисчислимая, слепая...
И я остался в ней, в просторном сне кристалла,
В поэзии, по кромке чувства вечности ступая,

Чтобы иная жизнь,
вы слышите,
настала!

Я сегодня почувствовал,
Как никогда, –
Как пусты наши души,
Пусты города!

И селенья пусты...
Всё сначала начать
На конверт одиночеств
Упала печать.

Поцелуй моих губ.
И застывший сургуч.
И намеренно груб,
И надменно могуч –

Одичалый угар
Охлаждённых печей.
Однокрылый Икар
В створе павших ночей.

Нет поэтов нигде!
Все погибли давно.
В безвоздушной среде
Подменили вино –

Из под крана водой.
Смерть бессмертна теперь!
Навсегда молодой
Сон и холод потерь.

И куда ни пойду –
Пустотелые дни.
Ивы тонут в пруду,
Или просто одни –

Тонут строки, вокруг
Ни души, только ночь.
Небо звёздное, вдруг,
Восходящее прочь...

Свет к ладоням приник,
Свет свечи на ветру.
Свет, похожий на вскрик,
Умолкает к утру...

В опрокинутое море неба вплыли,
Замедляя и продляя плавниками,
Будто рыбы, будто робы, те что были
Почерневшими вдоль сумерек на Каме,

Злые сгустки мешковины и мозолей,
Освящённые махоркой и луною.
Комариный писк отчаянно назойлив,
И протяжною, портняжною, больною

Оглашал сиреной, с рёвом резал воду
Пароход, устало брёл вдоль нищих брёвен.
И не слышали такого раньше, сроду
Не был сон так в стельку пьян, и не был ровен

Полуобморочный голос в чреве червы,
Что ходила в козырях в каюте душной.
И, к смычку прилаживая нервы,
Обладатель временной отдушины

Был готов извлечь из скрипки скрип дремучий,
Шалый страх расхристанных потёмок.
- Запытай, зажги, забей меня, замучай,
Соглядатай, вечной гибели потомок –

Умолял верблюжий голос из-под мощи
Нависающего над водою века, –
- Только не позволь себе быть проще,
Не отплясывай под дудку человека!

И стелилась над рассветной толщей Камы
Плащаница дымной участи поэта.
И посмертно ждёт строка – людей, пока мы
Спим в тени лучей разбившегося света.

Мне не стыдно наследовать : плаху, удар топором,
Злую выточку слов, горку пепла на лацкане сердца иль выше.
На котором из адских кругов почивать, на втором,
И когда осознать, что из комнаты будничной празднично вышел?

Я наследую слёзы в любимых глазах, согревая смолу
Устремлённых в ночное безмолвие сосен, взошедших вдоль кромки...
Обжигаючи пальцы, окурки докуренных звуков смолю
И с протянутой дланью стихов жду на паперти города громкий –

Шум стоящих шагов, шум летящей весны, среди шумного бала.
Мне не страшно в глаза опрокидывать сон тополей.
И озвучивать ту неприкаянность дуг, где цвета изгибала
Чёрно-белая радуга... -Асти спуманте разлей –

По развёрнутым к солнцу ладоням, пустоты возьми
Прикорнувших на старом диване орнаментов кости слоновой!
Пусть лежит ошарашенной в дебрях столетней возни
И гордится поэзия осатаневшей от счастья обновой!

Мне не больно наследовать : боль и собачий скулёж,
И пустую, как стих без поэзии, ночь над страною вчерашней.
Пусть глумится над правдою-маткою вымысла ложь
И на сводах мостов блики волн сотворяют бесстрашные шашни!